До войны у деревни проходила дорога или, как ее тогда называли, путь. Эта дорога шла из Яново (ныне Иваново) через соседние Веремеевцы (ныне Сычево) и завершит на Бездеж. Сего-дня она уже не такая значительная, как раньше. За Сороцнями дорога проходила через лес — это обстоятельство в войну стало роковой для жителей деревни. Вскоре после начала войны в здешних лесах появились первые партизаны из окруженцев, бывших военнопленных и местных жителей. На лесной дороге они часто устраивали засады на немецкие машины. Эту террито-рию в то время контролировали партизаны из отряда лейтенанта Евгения Макаревича, погиб-шего в июне 1943 года. Отряду присвоили имя погибшего командира, командовать им стал Алексей Семенов. Немцы часто ездили по дороге возле деревни Сороцни — возили в Яново спирт из Ополя. В Ополе, расположенном в 11 километрах от Мотоля, находился спиртзавод, куда также часто наведывались нацисты.
Немцы применяли метод коллективной ответственности жителей близких от места напа-дений на машины деревень
Сжигали и убивали по стандартной фашистской формулировке — за связь с партизанами. Как считали гитлеровцы, уничтожение деревень вместе с населением должно было навести страх на жителей, лишить партизан продуктов питания и поддержки. Однако партизанское движение только усиливалось: после таких трагедий местные жители шли в партизанские от-ряды и также сражались с врагом.
По свидетельству очевидцев, поводом для кровавой расправы над жителями Сороцни ста-ла засада партизан на немецкие машины, в результате которой были убиты немецкие солдаты. Место партизанской засады находилось на лесной дороге недалеко от деревни, поэтому винов-никами сделали невинных мирных жителей. По воспоминаниям людей, партизаны предупре-дили жителей о том, что немцы могут приехать из Янова и сжечь деревню.
Партизаны предупредили жителей о том, что немцы могут приехать из Янова и сжечь деревню.
Жители и сами понимали, что добром это не закончится, и стали принимать меры. На ночь семьями выезжали в лес и там оставались до самого утра. У многих людей были вырыты «окопы» — так местные жители называли ямы в земле, перекрытые досками и замаскирован-ные сверху дерном, землей и листьями. В этом хранилище делали небольшой замаскированный лаз. В укромных местах – в лесу, на огородах и в кустах — копали замаскированные хранили-ща для семей, чтобы укрыться при появлении карателей. Многих жителей это спасло в тот день: они пересидели в «окопах», но часть людей гитлеровцы отыскали, расстреляли и сожгли. В основном спаслись люди, находившиеся ночью в лесах и «окопах» за деревней.
На рассвете 15 сентября 1943 года немцы окружили деревню, которая вскоре превратилась в пепелище
Карательная акция началась, когда еще было темно, нацисты хотели захватить всех жителей деревни. Каратели убивали всех, кто попал им на глаза, даже несмотря на то, что это были женщины и маленькие дети. Спаслись в основном те, кто ночевал в лесу, но остались живыми и некоторые жители, которые в тот ужасный день были в деревне.
Уже в наше время появилась возможность увековечить в Сороцнях память о своих невин-но убиенных и сожженных земляках. И хотя в центре деревни стоит памятник всем жителям, погибшим от рук немецко-фашистских захватчиков в 1941-1945 годах, в том числе тем, кто во-евал на фронте и в партизанах, но посчитали, что память о трагедии сожженной деревни долж-на быть увековечена на кладбище — там, где похоронены невинные мирные жители. Эта идея нашла отклик в душе неравнодушных людей — в результате был выполнен проект скульптур-ной композиции из дерева.
Свидетель трагедии Виктор Леонтьевич Протасевич:
«Немцы ехали из Яново и уже проехали Сороцни. В деревне находились партизаны, которые выстрелили гитлеровцам вслед несколько раз, а затем укрылись в заростках дикого винограда. Немцы вернулись, окружили деревню, согнали всех жителей в центр. Людей собралось немало. Пушка, направленная на наш дом. Она стояла посередине села, возле озера. Мать в окно взгля-нула и говорит: «Пойдем и мы, а то еще стрелять начнут». Я с мамой и братом родители пошли туда. Мне была интересна пушка, на нее все смотрели. Мама держала меня за руку. Все стояли и слушали, что немцы говорили. Деревню тогда не сожгли, только предупредили, что если еще раз будут по ним стрелять, то приедут и всех побьют. После этого люди стали строить в лесу домики, покрытые мхом и вереском, ямы. Нередко у них ночевали. На второй раз деревню сожгли, людей побили. На повозках приезжали. Я тогда в лесу прятался, когда стало гореть село. В домах людей убивали. Осталась жива после расстрела Протасевич Па-раскева, ее партизаны привезли в лес. Я видел ее раненую. Женщина потом рассказывала, что немцы их в доме побили, а потом приходили второй раз в дом и говорили: «Если кто жив, то откликнитесь, мы вас спасем». Но никто не откликнулся, они дом подожгли и ушли. Это они живых добить хотели...».
Из воспоминаний Василия Ивановича Куровича, который сейчас живет в Дрогичинской де-ревне Огдемер:
«В войну мы жили в Сороцни. Семья наша состояла из шести человек. В тот день мы были в окопе за Вавуличами. Там и ночевали. Потом надоело сидеть и утром пошли мы с дедом, Петр его звали, в Сороцни домой. Пришли и не заметили, как деревню окружили. Дед пошел зерно накрывать — в ящике оно было зарыто за огородом. В это время за нами начали стрелять из пулемета. Пули свистели. Руку деду ранило — скребануло и куртку пробила пуля. Стали заго-нять людей, детей — кого где схватят — в дома, там и убивали. Дед прибежал домой, когда уже начинали гореть дома со стороны Иваново. Схватил меня, и мы побежали на улицу. Бе-жать было некуда. Рядом капуста росла. В борозду мы с ним и легли. Меня он спрятал, сам рядом лег и листьями капусты накрылся. Дед не давал голову поднимать, но я все видел и слы-шал. Что там началось! Людей загоняли в дома и расстреливали. Молодых мужчин на пороге стреляли, женщин и детей в доме убивали. Наш дом горел. Куры» «ленденели», свиньи кричали, коровы ревели... В двух метрах от меня один немец поймал свинью. Другой коня ловил, по-немецки кричал «хальт, хальт». К счастью, нас не увидели в капусте. Все горело, от дома жар шел. Дед видел, что нет спасения здесь никакого, схватил меня за руку, и мы ползком по клеве-ру двигались. За клевером было кладбище — думали там переждать. Мы остановились, а немец остался. Мы его не видели, когда ползли. А он стоит с автоматом и смотрит на нас. Ничего не сказал, только рукой махнул — показал, куда идти. Наверное, жалко ему нас стало — может, у самого дети были. Так мы и спаслись. Несколько домов до леса не сожгли. Верну-лись после на пепелище...»
Екатерина Протасевич, дочь Прасковьи Протасевич, которая, несмотря на девять пуль, про-шедших через ее тело, осталась жива:
«В каждом доме людей убивали, а потом дома жгли, — рассказала Екатерина Протасевич. — Один немец шел, на шест надел факел и поджигал — крыши соломенные были и сразу загора-лись. Второй сараи поджигал. Участвовали во всем этом и полицаи. Еще одна сестра моя двоюродная осталась жива: пули прошли сквозь воротник ее кофты. Когда каратели обходили дома — смотрели, всех ли убили, — она вылезла через окно. А там колодец стоял близко, дере-вянный сруб. Она залезла в колодец и сидела там, пока люди из леса не пришли. Я была в тот день в «окопе» на поле. Подруга пришла и говорит маме: «Отпустите Катю со мной в окоп». Мать спрашивает: «А там место есть?». Она говорит: «Есть». Я пошла с ней, а они оста-лись в деревне. Из «окопа» Мы в веремеевский лес побежали и оттуда видели, как немцы гнали коров. Сначала коровы шли, потом овцы, гуси. В конце лошади шли, привязанные друг к другу. Своих родных, погибших, похоронили на кладбище. В ящик собрали все, что от них осталось, и девять человек похоронили. Село было большое — дом на дому, детей много. Много сирот осталось...».
