КАМЕНКА

Каменка — деревня в Кобринском районе Брестской области. Населенный пункт является частью Буховичского сельсовета и расположен в 21 км на северо-запад от Кобрина и в 65 км на восток от Бреста.
Небольшая деревня Каменка была уничтожена 6 сентября 1942 года. Впоследствии на месте трагедии установлен памятник, изображающий скорбящую мать и солдата с ребенком, а также плиты с фамилиями жертв фашизма.
Из воспоминаний...
Из воспоминаний Омельянюка Ивана Лонгиновича, жителя деревни Каменка, 1930 г. р.:
«Мне было 12 лет, но я очень хорошо помню события тех страшных дней. 5 сентября, в субботу, к нам на хутор из леса вышли 2 немца. По определённым знакам мы поняли, что они пришли из Речицы, которая была сожжена в этот день. Заблудились они, что ли, мы так и не поняли. Немцы заставили моего отца, Омельянюка Лонгина, везти их повозкой в Кобрин. Когда отец довёз их до д. Стрии, немцы пустили ракетницу, и вскоре из Кобрина за ними приехала танкетка. Отец вернулся домой. Конечно, немецкий язык он не знал, но понял, как немцы говорили: «Речица – капут». Что-то говорили и о Каменке, но отец ничего понять не мог. И вот настало воскресное утро 6 сентября. Мой отец рано утром понёс молоко в деревню, сдал его и возвращался домой. Он увидел, как несколько машин с немцами мчались к деревне. Отец как раз успел отойти далеко от деревни и не попал в оцепление (наш дом находился у самого леса). Пришел домой он очень взволнованный. Мы сидели в хате и боялись выходить. Потом все-таки отец с матерью вышли на улицу. Я выбежал за ними. Слышалась стрельба, потом появился дым. Я быстро залез на дерево и стал смотреть в сторону деревни. До сих пор помню тот страшный пожар. Казалось, горела вся земля, в небо поднимался чёрный столб дыма. Я испугался и спрыгнул с дерева. Отец загнал меня снова в дом. Не знаю, сколько мы так сидели молча. Вдруг услышали топот. Отец открыл дверь и увидел несколько человек, которые бежали к нашему дому. Я запомнил их лица: страшные, искажённые. Они вбежали в сени (их было шесть человек) и молча опустились на землю, они были в оце-пенении. Мама бросилась к ним, запричитала. Но они молчали. Прошло некоторое время. Мужчины начали медленно подниматься. Среди них был недалекий наш сосед по хуторам Шостак Зиновий. Он-то и рассказал нам, что произошло в деревне».
Из воспоминаний Зиновия Феодосьевича Шостака, жителя д. Каменка:
«Хлебороб всегда встречает солнце в поле. И в то воскресное утро встал я на рассвете, чтобы отправить младшего сына пасти коров. Выгнал, помог пригнать на пастбище, что-бы коровы не зашли в чужой огород, и возвращался обратно. Тогда я и услышал гудение моторов. По дороге в сторону д. Борщи мчалось с десяток крытых машин, другая колонна шла по козищенской дороге. «Видимо, на партизан облава, - подумал я, - потому что часа три назад партизаны оставили деревню». Тогда никому и в голову не могло прийти, что фашисты приехали не ради этого. Люди без особого волнения смотрели, как немцы окружали деревню: они думали, что поищут парти-зан и уедут своей дорогой. Деревню оцепили, выставили парные патрули и начали выгонять людей из домов. Все думали, что гонят на собрание. Один из старожилов успокаивал, говорил, что стрелять не бу-дут. Он был человек уважаемый в деревне, поэтому к его словам прислушались: «В Заужовье было такое: сняли допрос и отпустили всех по домам». Очередь дошла и до нашего двора. Ёкнуло сердце в груди, когда во двор зашёл немец. «Прячься, сынок, на чердак в снопы! - шепнул я 15-летнему Степану. - Чёрт их знает, мо-жет, молодых в Германию погонят». Пошли всей семьёй. Жена шла с ребёнком на руках, мать и я. В конце деревни, возле Тихонового сарая, под дулами пулемётов гудела толпа. Здесь увидел я своего сына Василия, которого выслал пасти коров. Я не мог представить, не мог поверить в то, что произойдёт через несколько минут. Даже тот фашист с засученными рукавами мундира не мог вызвать мысль, что идут последние минуты. - Сесть! – донеслась команда переводчика.- Люди послушно сели.- Ложитесь лицом вниз! Люди и эту команду послушно выполнили. Я приподнял голову и в тот же момент получил палкой по голове, но успел заметить, как фашист с засученными рукавами поднял пять человек и повёл в Тихонов сарай. Раздалось 5 выстрелов. Через минуту он вышел один. - Люди, спасайтесь, кто может, бегите, кто куда! - закричал Максимук Пётр и первым вскочил на ноги. Это был сигнал, по которому людская масса бросилась врассыпную. Остальное расплылось в красном тумане. Помню, что с земли поднялись все и бросились на немецкие автоматы. Я и несколько человек бежали в сторону хутора Омельянюка Лонгина. По лугу, недалеко от нас, бежала соседская девочка в направлении другого хутора. Но тут наперерез ей вылетела танкетка. Короткая очередь из пулемёта и девочка, как подрубленная берёзка, упала на землю. Я и ещё пятеро добежали до хутора. Хозяин пустил в дом, и мы в сенях упали на землю не в силах вымолвить ни слова. Все были в страшном оцепенении. Спустя время, я решил сбегать на свой хутор в надежде найти там кого-нибудь из родных, но их и там не было. Тогда я начал наблюдать, что будет дальше. Видел, как немцы пригнали людей с повозками из деревень Босяч и Берёза, чтобы вывозить народное добро, а престарелых Игната Сацика, Петра Максимука, Потапа Стасика – свозить трупы и складывать в Тихонов сарай. Их потом тоже расстреляли. Захватив всё, что только можно было забрать, фашисты сожгли сарай вместе с людьми и всю деревню. Тушить было некому, потому что из деревни в живых остались только 18 человек, кому удалось убежать из-под пуль. Долго никто не появлялся на пепелище. Лишь только на третий день в сожжённую деревню начали приходить люди: те, кому удалось спастись, и люди из соседних деревень. Выкопали большую яму и стали сносить туда останки погибших и убитых. Похоронили, поставили большой деревянный крест, а Шурба Семён сделал 186 маленьких деревянных крестиков, их тоже поставили на могиле. Именно столько погибло односельчан в то страшное сентябрьское утро, в том числе более 50-ти детей».